Радость и горе 30-х годов

1930-е годы были неоднозначным периодом в истории города. Многим они запомнились светлыми, радостными. Только не до конца понятные тогда обыкновенным людям события омрачали, казалось бы, безоблачное житейское существование.

Тридцатые годы вообще отличались внешней приподнятостью, праздничностью, торжественной помпезностью. Это было поистине время праздников и широкого веселья. В декабре 1936 года, после принятия “Сталинской” конституции, состоялись выборы в Верховный Совет СССР. В Череповце эти первые выборы были встречены с энтузиазмом. Город выглядел празднично. Массовых репрессий еще не было, и нарядно одетые люди бодро и осознанно (как представлялось тогда) шли голосовать за Сталина и Советскую власть.

В честь выборов появилось много стихов. Их заучивали наизусть, а потом с выражением декламировали на торжественных собраниях, уроках в школе.

К этому же времени относится и еще одно, по-настоящему праздничное и радостное событие: новый 1937 год впервые после большого перерыва встречали с нарядной елкой. После снятия запрета о новогодних елках откуда-то вдруг, как по мановению волшебной палочки, возникли блестящие шарики, игрушки, гирлянды, свечи. Из цветной бумаги мастерили корзиночки, снежинки, маленьких зверюшек, разноцветные цепочки. Скромно, но с любовью и выдумкой наряженная елка празднично оживляла любую комнату. Мамы и бабушки пекли пироги, устраивались чаепития — в гости к детям приглашались друзья. Перед уходом всем вручались подарки — пакеты с конфетами, печеньем и яблоками. Праздничные елки проводились в школе, в Доме пионеров и школьников, на работе у родителей. Дети веселились столько, сколько хотели. Так весело встречали каждый Новый год до начала войны.

В эти же годы в городе один за другим закрывались храмы. Дольше всех продержался Воскресенский собор, но и его “задушили” непомерными налогами. Перед закрытием, как вспоминают прихожане, батюшка сам ходил по храму с блюдом для пожертвований, по лицу его текли слезы, падали на собранные им жалкие гроши, а он при этом в проповеди говорил: “какой это великий грех — погубить живую душу, убить человека; нельзя быть человеку жестоким”. С этого времени верующим черепанам пришлось ходить на службу в деревню Солманское, которая находилась в нескольких километрах от города.

Но уже в 1937 признаки трагических потрясений явственно ощущались и в Череповце. Зимой в городе появились административно “высланные” из Ленинграда. Много немцев. Среди них были сестры Магда и Марта Кондратьевны Фрейфильд. Ранее в город приехали их сестры — Мария и Эльза с мужем и маленьким ребенком. Сестры Фрейфильд вели в 4-й школе уроки немецкого языка. Это были миловидные, вежливые, аккуратные женщины. Очень приветливые. Они старались говорить с детьми только на немецком языке, что ребятам очень нравилось. Работали с интересом, к новому быту приспособились быстро. Но весной среди ночи к дому, в котором они снимали комнату, подъехал “черный воронок” и увез обеих сестер. Предварительно перетряхнули все их вещи, а комнату опечатали.

В тот же день забрали и мужа Эльзы. Она осталась одна с маленьким ребенком, которому не было еще и года. Одна — на частной квартире, без средств к существованию. После ареста сестер Фрейфильд в их комнату поселилась Лидия Александровна Аман (тоже из административно высланных немцев) вместе с тремя детьми. Это были выселенные из Ленинградской области родственники “врага народа”. У Л. А. Аман в Череповце жила сестра — Анна Александровна Эйдемюллер, работавшая директором средней школы № 1. Пробыли они в городе недолго. Через несколько месяцев их выслали, дальше на восток...

В конце 1937 года был арестован Дмитрий Логинович Кулаков, работавший учителем биологии в селе Яргомжа около Череповца. Это был образованный, яркий человек, работавший с увлечением. Одно неудачное высказывание о Сталине, услышанное коллегой-доносчиком, стоило ему жизни. Д. Л. Кулаков был обвинен в попытке организовать восстание против Советской власти в Абаканове. В истинность такого обвинения не верил никто. Тем не менее, Дмитрий Логинович получил “десятку” и уже никогда не вернулся.

В тридцатые годы Череповец становится местом ссылки для ряда ученых. Так, в 1938 году сюда направляют доктора медицинских наук Бориса Дмитриевича Стасова, родного брата Елены Дмитриевны Стасовой, ближайшего соратника Ленина. Борис Дмитриевич занял в нашем городе пост заведующего хирургическим отделением межрайонной больницы. В 1943 году ему присвоили звание “Заслуженный врач РСФСР”.

На несколько лет вынужденно была связана с Череповцом судьба выдающегося историка денежного хозяйства России, доктора исторических наук Ивана Георгиевича Спасского, автора многочисленных трудов по нумизматике. Не исключено, что в числе ссыльных были и другие, не менее известные люди.

А жизнь в городе шла своим чередом. Внешне все выглядело вполне благопристойно и благополучно. И даже праздничная атмосфера не утрачивалась: произносились здравицы в честь Вождя и Отца, звучали патриотические стихи и песни, слышался “топоток” отплясывающих каблуков под наигрыши гармони.

(Н.И. Новикова. Из воспоминаний череповецкого старожила. – Череповец: Краеведческий альманах. Вып. 2 – Вологда, 1999 г.).

Print article